Яндекс.Метрика

Судеб сплетенье

Судеб сплетенье

15 апреля камерной выставкой живописных работ Романа Мерцлина краеведческий музей города Энгельса отметил годовщину смерти своего сотрудника Эмилия Николаевича Арбитмана (1930-2002). В крохотной экспозиции представлены все десять полотен художника, принадлежащие музею – пять портретов и пять пейзажей. Они поступили туда по инициативе искусствоведа, который высоко ценил живописное дарование Мерцлина.

Роман Мерцлин известен прежде всего щемящими, чуть ностальгическими пейзажами старого Саратова. Они вызывали неизменное раздражение у чиновников от искусства и у некоторых художников, легко приноровившихся к требованиям принудительного оптимизма и показушной бодрости, господствующим в нашей культуре почти до конца 1980-х годов. Мы иронизировали: Роман – это не художник социалистического реализма, а живописец реального социализма.

«Спасибо тем, кто нам мешал», – писал Давид Самойлов. Спасибо им за то, что укрепляли в честных художниках дух противостояния, заставляли глубже прочувствовать действительную боль жизни, вдуматься в нелёгкие судьбы обычных людей. Правда и то, что благодаря им немало таких художников по разным причинам покидали наш мир уже «на полпути земного бытия». Так это случилось и с Романом Мерцлиным.

Выставка называется «Две судьбы» – судьба, безусловно, самого значительного искусствоведа, какого только знал когда-либо наш город, и судьба художника, которого этот искусствовед считал самым значительным живописцем современного Саратова. Эмилий Николаевич был человеком осмотрительным, он не любил ошибаться в своих оценках, и к выводу такому пришёл не сразу, а только тогда, когда после ряда персональных выставок, включая посмертную, во всей полноте обнаружилось значение наследия замечательного художника, принадлежавшего к числу так называемых «лидирующих аутсайдеров».

Арбитман писал: «Его художественное наследие продолжает независимую от автора жизнь. Ему безошибочно можно будет предсказать и долголетие, и расширяющееся воздействие, и благодарную память – всё это обеспечивается мощным эстетическим потенциалом». Точно так же посмертно обнаруживается подлинное значение научной, критической и просветительской деятельности Эмилия Арбитмана. Не зря сказано: «Со смерти всё и начинается...» Всем предстоит пройти суровую, но, хочется верить, справедливую «переаттестацию» созданного при жизни. И только она бывает окончательной.

В конечном счёте в оценке каждого человека всё определяет вес его дел. Эмилия Николаевича отличала не только неоспоримая квалифицированность всех его суждений, устных и письменных, профессиональная ответственность и широта культурного кругозора, но и, при внешней сдержанности, дерзкая нелояльность ко всему чиновному, его раздражало всяческое руководящее пышнословие и пустословие. Умение остаться самим собой, независимость и трезвость суждений были отличительными чертами Арбитмана-исследователя и Арбитмана-критика. Именно это обеспечило ему высокую оценку со стороны крупнейших искусствоведов страны и опасливое уважение местных художников.

На энгельсской выставке при равном количестве портретов и пейзажей мощнее звучат именно портреты. Знакомые всё лица: автопортрет самого Романа в молодые годы, лучший из портретов его жены Аллы, портрет филолога Раисы Азарьевны Резник, портрет, кажется, всем известной Луизы Московской и портрет Э. Н. Арбитмана.

Вроде бы, совсем недавно смеялись мы с Аллой по поводу того, что этот её портрет я называл «разводным»: художник настолько выявил сущность жены, что совместное проживание с ним становится опасным. А ведь Алла ушла из жизни на год раньше Романа. Да и сам Роман перед смертью своей далеко «ушёл» от этого своего автопортрета. Только недавно с Луизой обсуждали опережающую скорбную ноту её портрета. А Раисе Азарьевне её портрет очень понравился, только сама себе она на нём нравилась не очень. А мне она вспоминается именно такой в её последние годы. Портрет же Э.Н. Арбитмана вообще один из самых глубоких по характеристике в наследии мастера. Как живой свидетель, подтверждаю: таким он был. Не всегда, конечно, но в последнее десятилетие.

И острая характерность внешнего облика, и скованная напряжённость позы, и «печальный» тускловато-зелёный колорит, и глубокая сосредоточенность и отрешённость взгляда – всё в портрете Э. Арбитмана выявляет внутреннюю сущность, постоянный строй души, образ судьбы этого человека. Если поверить В.А. Жуковскому, отмечавшему «присутствие создателя в созданье», становится понятнее, как постигается портретистом тайна личности изображённого: только путём глубокого чувствования и сопереживания чужому трагизму, как собственному своему.

Мерцлина любили называть саратовским Утрилло. В его городских элегиях печально-просветлённая нота увядающей застройки улочек и переулков старого центра. И образ этот вошёл в его творческое сознание настолько глубоко, что и мотивы Парижа, Амстердама, Вильнюса или Цфата напоминали на его полотнах родной Саратов. Лишённые нарядной праздничности саратовские пейзажи убеждающе воссоздавали ту реально-ирреальную среду, где житейская маята воспринималась чем-то привычным и обыденным.

Хорошо понимаю людей, навсегда покидавших наш город, которые так стремились захватить с собой хотя бы частицу его, запечатлённую на полотнах такого правдивого и глубокого живописца.

Прекрасная идея этой выставки напомнить нам о двух замечательных мастерах своего дела – одарённейшем и проникновенном живописце и глубоком исследователе, проницательном критике, необычайно взыскательном и к творчеству художников, и к каждому своему слову, сказанному о них.


Опубликовано: «Новые времена в Саратове», № 17(32), 8-15 мая 2003 г.


Автор статьи:  Ефим ВОДОНОС
Рубрика:  Культура

Возврат к списку


Материалы по теме: