Вначале февраля 2001 года в краеведческий музей нагрянули VIP-экскурсанты из правительства под предводительством Владимира Марона. Осматривали все, и увиденным остались недовольны. Кроме крамольно-исторических свидетельств деятельности реформатора Столыпина, в музее не на должном уровне оказалось отражение темы космонавтики на Саратовщине (у гагаринского самолета одно крыло было демонтировано – не умещается, знаете ли, целый ЯК-18 в комнате), да и Ленина, революции и социал-демократов было многовато. В результате, уже на следующий день музейщиков учил уму-разуму замминистра культуры Виктор Галушко: ХХ век отметился в истории тремя великими событиями – житием Петра Аркадьевича, Великой Отечественной войной и полетом Гагарина. И что главное, к двум из этих вечных ценностей Саратов имеет самое непосредственное отношение: Столыпин работал здесь губернатором, Гагарин учился летать и тут же приземлился. Ну а еще мы собираем замечательные троллейбусы, вот на всем этом и нужно впредь делать музею акцент.

А пока Галушко давал музейным работникам уроки истории, в недрах минкульта готовился приказ с оценкой деятельности музея. Сочинялся он в привычном нашим чиновникам духе партийных оргвыводов: «В ходе посещения 5 февраля 2001 года первым заместителем председателя правительства области В. Мароном Саратовского областного музея краеведения были отмечены серьезные недостатки в научно-экспозиционной работе музея... Многие темы представлены односторонне, с позиций устаревшей идеологии... Нет экспозиции, полноценно отражающей социально-экономические изменения, произошедшие в стране и области в период 1990-2000 г.г. (а как же выставка в одном из залов двух дюжин бутылок «ликсаровской» водки, не отражение достижений, что ли? – авт.)... Директору музея Л. Коцубе определить меру ответственности должностных лиц за непрофессиональное отношение к служебным обязанностям».

Самой Ларисе Константиновне за все вышеперечисленное объявили выговор и 12 февраля предъявили подписанный министром культуры приказ. Директор ставит на нем визу «не согласна», и в тот же день пишет заявление об увольнении по собственному желанию, за год, кстати, до пенсии. Меру этого «желания» можно себе представить, зная о предшествующих мароновской экскурсии и десяти годах, когда Лариса Коцуба возглавляла музей, и о том уважении, которым она пользовалась у коллег, саратовских ученых-историков, архивистов и краеведов.

Рассказывают такую историю. Когда вопрос об ее увольнении был решен, а решен он был, по всем признакам, еще до мароновского визита, минкультовские деятели обращались к директорам других саратовских музеев с просьбой порекомендовать подходящую кандидатуру на освободившееся место. Все как один они отвечали, что другого такого директора не найти. Общественность пыталась защитить директора, отстоять право музея на объективную оценку нашей истории, но, конечно, тщетно – чиновники всегда кропотливо правили летописи.

Как же изменилась экспозиция за прошедшие два года? Самое поразительное, что практически ничего в маленьком зале музея, посвященном жизнедеятельности Петра Столыпина, не изменилось.

Так же стоит «кресло из киевского театра, в которое упал раненый П.А. Столыпин», висит рядом «военная шинель, которой был прикрыт смертельно раненный» премьер-министр, под стеклом рабочий стол с бумагами. На месте и шифрованная телеграмма, отправленная Столыпиным в 1905 году в Уральск, с просьбой прислать в Саратов казаков для усмирения восстания: «Прошу усиления гарнизона присылкою двух батальонов».

Ничего не изменилось, за одним небольшим исключением: из зала убрали арестантскую робу и карточку охранного отделения, находившиеся прежде как раз там, где сейчас стоит кресло из театра. Видимо, именно они вызвали раздражение Марона. «Нонсенс какой-то, – подумал, наверное, он, – мы тут памятник водрузить соображаем, а у них нелицеприятная хламида висит!» А то, что все музейные экспонаты располагаются в хронологическом порядке, и не вина музейщиков, что сохранилась у них тюремная одежда именно того времени, когда управлял губернией Столыпин, и никакой политической подоплеки в арестантской робе нет, до чиновника просто не дошло. Кстати, экскурсоводы никогда не делали акцента на этой части выставки, да, пожалуй, им самим в голову не приходило, что тюремная роба бросает тень на светлый лик реформатора. Люди, между прочим, и сейчас, при Аяцкове, в тюрьмах сидят.

Так или иначе, но теперь у детишек-экскурсантов и мысли иной о Петре Аркадьевиче возникнуть не может, кроме как той, что был он прогрессивным саратовским губернатором, российским премьер-министром и, кажется, дядей или тетей Аяцкова. Впрочем, глядя на наших тинейджеров, не очень-то верится, что их вообще такие исторические проблемы волнуют.

... Три девчонки, по виду студентки какого-нибудь училища или техникума, каким-то образом забредшие в музей, остановились у стены с креслом.

– Смотрите, в этом кресле Столыпин умер!

– Умер? Почему умер?

– Да вот же, здесь написано: упал в кресло смертельно раненный П.А. Столыпин.

– Так его убили?... Фу, пылища какая кругом, ладно, пошли отсюда...

P.S. Да, а в соседнем зале стоит учебный самолет Гагарина. Одинокий такой экспонат в зале «Саратов и космос» – самолету приделали второе корыло, и ничего там теперь больше не умещается.

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», № 14(29), 11-17 апреля 2003 г.