В октябре 1959 года на гастроли в Советский Союз приехал Нью-Йоркский симфонический оркестр, возглавляемый выдающимся маэстро Леонардом Бернстайном. Для всех советских музыкантов это было событием невероятным: ведь только что поднялся, наконец, пресловутый железный занавес, но не менее пресловутая «оттепель» ещё окончательно не наступила. И потому в приезд оркестра такого класса, да ещё и с таким дирижёром, как-то не очень верилось. Поэтому концерты в Москве и Ленинграде сопровождались грандиозным ажиотажем. И всё было бы замечательно, если бы маэстро Бернстайну не пришло в голову на концерте в Большом зале Московской консерватории произнести «вступительное слово». Было оно весьма кратким. «Сегодня, – сказал он, – в этом зале произойдёт ещё одна октябрьская революция: впервые после премьеры 1914 года в России буде

Я тогда услышал это великое сочинение впервые – ведь Стравинский, как, впрочем, и Метнер, и Шаляпин, и даже частично Рахманинов, был под запретом. Впечатление от музыки было грандиозным, ошеломляющим, а уж об исполнении и говорить не стоит.

На следующий день газета «Правда» опубликовала гневную отповедь «зарвавшемуся буржуазному критикану», осмелившемуся покуситься на «наше всё», но к этому моменту оркестр уже перекочевал в Ленинград.

В минувшее воскресенье в зале филармонии сыграли «Весну священную». «Мартовской революции», правда, не случилось, потому что с периодичностью примерно один раз в три-четыре года это сочинение на филармонической сцене звучит, и каждый раз исполнение его становится радостью для слушателей и испытанием для оркестра. Технически это сочинение считается одним из самых сложных для воплощения – и для дирижёра, и для музыкантов. Постоянно меняющиеся размеры, огромные трудности сольных партий, сложный даже по прошествии стольких лет музыкальный язык. Да и вообще – содержание не сразу доступно: «сцены языческой Руси» – такой подзаголовок поставил Стравинский. А какая была музыка в языческой Руси, кому это известно? На каких инструментах тогда играли – на бересте, тростнике, дудочке, жалейке? А тут – громадный состав медных и деревянных духовых, ударные всякие... И если уж русские люди и примкнувшие к ним многочисленные национальности плохо представляют себе антураж эпохи язычества, то что же говорить о китайце Линь Тао, который взялся нашей публике об этом рассказать? Когда на Руси было язычество, у них в Китае уже была мощная цивилизация, эпоха Сунь какая-нибудь, они уже порох, наверное, успели изобрести.

Но, как это нередко случается, именно иностранные музыканты время от времени дают своеобразный «мастеркласс» интерпретации русской музыки. Достаточно вспомнить Вана Клиберна, исполнением сочинений Чайковского и Рахманинова покорившего слушателей на Первом конкурсе имени Чайковского. Или тот же Леонард Бернстайн, трактовка которым Пятой симфонии Шостаковича считается эталонной. Вот и Линь Тао на редкость пластично и технически безукоризненно интерпретировал партитуру Стравинского. В трактовке своей он поставил акцент на первом слове названия – «весна». Поэтому лирические эпизоды – все эти «девичьи хороводы» и «пляски щеголих» – были удивительно красочны и изящны, птичьи переклички стереоскопически выделены из многослойной оркестровой звучности. Меньше удалась оркестру и дирижёру вторая «ипостась» – «священная». Даже не знаю, как это объяснить, но мне не хватило «варварства», жёсткости, да и более примитивно – громкости. Хотелось пастозной живописи, но преобладала почему-то акварель. Это, кстати, позволило услышать новые, ранее не привлекавшие внимания оркестровые сочетания, что уже само по себе замечательно. Ведь музыка ХХ столетия требует пристального многоразового вслушивания, каждый раз открывающего незамеченные ранее детали. Только в этом случае можно разгадать загадываемые ею шарады.

Я считаю своим долгом поблагодарить слушателей, пришедших в эти два дня в зал филармонии. К сожалению великому, публика наша в определённой её части не особо обременяет себя проблемами «вслушивания», да ещё и многоразового: «Весна священная»? Да я её один раз уже слушал!» Публика приходит на концерт «отдохнуть». Академическая же музыка ХХ века «отдохновению» не способствует, да, собственно, и предыдущих веков тоже. «А Иоганн Штраус?» – могут возразить мне. Но возражу и я: даже Иоганн Штраус писал музыку не для отдохновения, а для наслаждения красотой. Не знаю, как для кого, а для меня это вещи неодинаковые. Я, например, терпеть не могу, когда после моего сольного концерта, давшегося мне невероятным напряжением сил, кто-нибудь приходит в артистическую и говорит: «Спасибо, я замечательно отдохнул».

Но я это к тому, что в зале филармонии два дня подряд играли музыку ХХ века и саратовские слушатели по достоинству оценили это. Впрочем, достоинство отразилось скорее в энтузиазме послеконцертных аплодисментов и криках «браво», а отнюдь не в количестве собравшихся на концерты слушателей. Слишком большое количество «проплешин» в зале уже даже и не огорчало, а удручало. То ли весенний авитаминоз, то ли укоренившаяся привычка сидеть «вокнахзастекломспоследнимгероем»... Уж не думаю, что война в Ираке тут виной, – а как же в блокадном Ленинграде люди на концерты ходили?

Честь и хвала последним могиканам, пришедшим на концерт оркестра «Волга-Бэнд» в субботу, 22 марта! Дирижировал маэстро из Швейцарии Роже Бобо, внешне являющий полную противоположность русскому эквиваленту своей фамилии – огромных размеров добродушный Гаргантюа, никакой не «бобо». По основной профессии он – тубист, и тубист лучший в мире, записавший десятки дисков, более 30 лет игравший в американских оркестрах под управлением великих дирижёров. Дирижёрской техники – никакой, но – музыкант! И это поняли все, кто был в зале. В программе, наряду с сочинениями классиков, были представлены произведения современников, в основном американцев. Многое звучало в Саратове, а иногда и в России впервые. Не могу сказать, что музыка, звучавшая в концерте, была простой. «Отдыхать», во всяком случае, публике не пришлось и, может быть, именно за это она была благодарна дирижёру и оркестру, устроив в конце концерта подлинную овацию.

Овациями отблагодарили и прекрасного музыканта из Москвы Александра Тростянского, игравшего (тоже впервые в Саратове) скрипичный концерт классика английской музыки Эдварда Элгара. По весьма символичному совпадению концерт написан всего двумя годами раньше «Весны священной», но какая это разная музыка! С одной стороны, «среднестатистический» романтизм Э.Элгара, многословный, хотя и чрезвычайно элегантный, – именно так – несколько, правда, холодновато – исполнял концерт А.Тростянский. С другой – жёсткий музыкальный язык И.Стравинского, взорвавший и разрушивший все представления романтического ХIХ века о гармонии, мелодии, ритмике. Анна Ахматова как-то сказала, что ХХ век начался не в 1901, в 1914 году. Можно смело говорить о том, что в музыке ХХ век начался с «Весны священной».

Мне очень хочется, чтобы современную музыку слушали больше. Почему-то дальше С.Рахманинова слушательские симпатии продвигаются с великим трудом. А между тем, не только литература, но и музыка откликается на события времени. Читают же запоем В.Пелевина, В.Сорокина, Э.Лимонова и не предъявляют их сочинениям сурового счёта «непохожести» на прозу XIX века. Почему же от музыки требуют только «красивости» или «отдохновения»? Она ведь современная, а мы живём в некрасивую эпоху.

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», № 12(27), 28 марта – 3 апреля 2003 г.