На улице Яблочкова

Не помню, чтобы в нашей семье говорили о том, кто какой национальности, в том числе и еврейской. И из школьных лет вспоминаю лишь один, вероятно, классический случай: когда проходили «Тараса Бульбу» и прозвучало слово «жид», один, и в самом деле скверный, мальчишка, сделавшийся впоследствии мелким уголовником, оборотился на Борьку Эздрина и показал пальцем. Борька покраснел и глупо ухмылялся. В классе возник стыд, но мимолетный. Это сейчас я по памяти могу назвать евреев и татар, с которыми учился в классе, а тогда вряд ли кто-нибудь из нас такую задачку бы осилил.

То же было и в нашем дворе на улице Яблочкова. Было две татарских семьи, глава одной работал на заводе и выпивал умеренно, глава другой – одноногий на деревяшке пьянчуга. И евреев было две семьи. Одна семья была бедная и, как положено беднякам, многочисленная: сапожник дядя Гриша Зейф, его старушка тетя Паша, незамужняя чахоточная дочь, швея Рива (весь двор знал про ее болезнь, потому что раз в год ей «на производстве» давали бесплатную путевку в санаторий, чем вся семья гордилась), и чадородная шумная Ида с мужем, кажется, Мишею, который возвращался подобно большинству мужчин с нашего двора вечером с завода с темными от металла мосластыми руками слесаря. Они жили в полуподвале, и многочисленное их потомство слонялось и безобразничало подобно остальным детям. Второй еврей – вполне для любителей баланса и диалектики – был богатый и, для полного совершенства картины, зубной техник, он занимал с женою и сыновьями отдельную квартиру, работал на дому и страшно боялся разоблачения. Техник он, видимо, был хреновый, и солидных людей среди его клиентуры не наблюдалось, все больше пригородные, приезжавшие к нему за нержавеющей красотой. Надо ли говорить, сколь пестрым было русское население, но не могу вспомнить ни одной общекухонной ссоры (которые вспыхивали постоянно) или пьяного скандала, в основе которых вертелась бы национальная причина, и во всем потоке ругани и мата не звучали национальные оскорбления. И очень-очень долго с тех далеких 50-60-х годов я не сталкивался с «еврейским», как, впрочем, и татарским, и прочими национальными вопросами. Сейчас, когда понятие советской общности употребляется исключительно как пример пропагандистской брехни, я все чаще думаю, что какие-то черты этой общности все же сложились. Впрочем, точнее относить их не к советской, а к российской общности – татар, казахов, мордву и даже грузин лепило к России еще самодержавие. И как бы ни разглагольствовали кабинетные патриоты о славянской идее, неужто чех или серб ближе русскому, чем татарин или еврей? И соответственно, как бы ни разыгрывалась мусульманская карта, неужто саратовскому татарину малаец роднее русского? И как бы ни влияло государство Израиль на своих новоподданных, неужто приехавшему из России еврею ближе темнокожий марокканский иудей, чем когдатошний саратовский однокашник или собутыльник?!

С другой стороны, не раз приходили мне на ум прозорливые строки Сергея Есенина «Затерялась Русь в Мордве и Чуди»: что такое русский характер, если белесый молчаливый архангелогородец явно не близкий родственник говорливому смоляному ростовчанину. Ну уж к послевоенному населению Саратова и вошедшим во власть его есенинская строка относится буквально.

Русский характер

Тема русского характера как ведущего фактора государственного патриотизма всегда возникает в чьих-то целях. Апелляция к великорусской гордости понадобилась Сталину, перебившему русских больше, чем все остальные политические деятели вместе взятые, при фашистской угрозе. Тогда в утилитарных целях спасения понятия «советский и фашистский» вмиг заменились на «русский и немецкий».

Первая в наше время волна «национального самосознания» приходится на середину 60-х годов. Тогда при очевидном и явном загнивании системы политической и размывании системы прежних ценностей начали возникать диссидентские идеи и направления, среди них – и националистическо-русское. Об этом в последние годы немало уж написано, в том числе и про деятельность журнала «Молодая гвардия», Общества охраны памятников и всего того, что в начале перестройки расцвело и оформилось под флагами общества «Память». КГБ преследовало диссидентов, как этого, так и других национальных движений, включая армянское и еврейское. Как сильный козырь национал-патриоты любят употреблять тот факт, что Брежнев разрешил еврейскую эмиграцию, тем самым сохранив в рассеянии активное мыслящее еврейское ядро, тогда как диссиденты русского лагеря, например, писатель Леонид Бородин, арестовывались и осуждались, а выехать не могли. Уезжали, конечно, и не евреи, но несопоставимо меньше. Но и арестовывались, и сажались на долгие годы и евреи, как тот же Анатолий Щаранский. Я не владею цифрами и не могу сказать, кого больше было осуждено – евреев или тех, кто призывал их уничтожать. Думаю, КГБ было безразлично, кого преследовать; действовал Комитет по указанию свыше, а оттуда линия тогда была взята твердо на удушение любого политического движения, противоречащего официозу.

Примечательно, что в Советской России практически не было сколько-нибудь не то что заметного сочувствия, но даже просто интереса к диссидентам русского лагеря. Это проявился со всеми его плюсами и минусами тот самый наш «русский характер», которому решительно наплевать не только на еврейских и иных, но и на русских «освободителей», на всякие там мордовские политлагеря, права человека и прочее, как далекое от народной жизни баловство, под какой бы фамилией оно ни проистекало. Впрочем, с фамилиями у «патриотов» всегда была напряженка, и ведущим идеологом националистического лагеря оказался человек по фамилии Шафаревич.

Анти

Впервые в лоб я встретился с антисемитизмом, когда поступил на работу в журнал «Волга». Написал статью о Катаеве и услышал – сионист! А я-то полагал, что сионисты рвутся в Израиль, их показывают в телевизоре на каких-то митингах протеста с плакатами за выезд и т. д. Но уже в ходу была замена слова «еврей» словом «сионист». Тогда я и услышал про ту якобы «русскую идею», согласно которой во всех бедах, включая войны, виноваты исключительно евреи, и поэтому каждый сознательный русский обязан с ними бороться на своем месте. Так как прямо нельзя писать правду («у Брежнева жена еврейка, Андропов сам еврей, и вообще – засилье!»), то надо как можно больше разоблачать «сионистов», чему многие наверху сочувствуют и одобряют. А спустя какое-то время, с распространением книги И. Шафаревича «Русофобия», в ход пошел и другой термин-оборотень для понимающих – «малый народ», борьбу с которым, оказывается, есть кому провозгласить и в Саратове. Обширное место для статьи, провозглашающей неизбежность борьбы против «людей, начисто отрезанных от корней нации» с готовностью представила газета, учредителем которой является правительство Саратовской области (См. Иван Белозубов. Хорек пил мозг из птичьей головы... – «Саратовские вести», 2003, 18 января, №7).

Когда заразная болезнь антисемитизма начинает овладевать человеком, тот постепенно страстно сосредоточивается на одном предмете. Есть психическое заболевание, при котором человек неостановимо подсчитывает число окон и этажей в доме, мимо которого проходит, или цифры номерных знаков проезжающих автомобилей. Совершенно подобно и воображение больного антисемитизмом заставляет его безостановочно искать и отмечать еврей-ские фамилии, гадать, глядя на телеэкран, – еврей ли такой-то, а если нет, то жена у него не еврейка ли... Общаясь с подобным субъектом, видишь, что если что-то и интересует его в действительности, так только ненавистный народ, и исчезни он с лица земли, антисемит удавится от тоски.

Есть, впрочем, и второй вид антисемита – по расчету. Знает про себя, сукин сын, что не дадено ему никакого ни в чем таланта. Кто ж виною? Тогда по стишку про горбатого поэта-антисемита Сергея Смирнова: «Поэт горбат, / Стихи его горбаты, / Кто виноват? / Евреи виноваты». Точнее, даже то, что, начавшись с простой злобы и зависти, антисемитизм нередко превращается в злокачественное заболевание. Особенно активно плодила антисемитов среда советских писателей, перенасыщенная вирусами зависти. Ведь антисемитизм изначально порожден именно этим весьма низким чувством.

Антисемиты в одиночку трусоваты. До вожделенной поры СТАИ, они предпочитают маскироваться. Маскировка весьма проста. Типа: среди евреев тоже встречаются хорошие люди. Так два известных литератора-антисемита в каждой статье к месту и не к месту цитировали один Мандельштама, другой – Пастернака. Той же цели служит и непременный «правильный еврей». «Наш» еврей, допускаемый к общему столу почти на равных. Еврей на этой роли старается отработать доверие и не прочь пободаться с соплеменниками. (Многие помнят, кто играл такую роль в литературном мире Саратова).

Так что «Саратовские вести» ничего нового не изобрели, когда в одном номере с сочинением Ивана Гнило-, простите, кажется, Бело- нет, конечно, Гнилозубова, поместив сразу шесть (6) публикаций журналиста В. Азефа, а также интервью с Львом Гореликом по поводу смерти художника Гликмана, и украсив 4-ю полосу фотографиями Александра Розенбаума и Геннадия Хазанова. Их коллеги в конце 1949 года почетное право открыть 1-й областной слет юных пионеров возложили не на кого-нибудь, а на Мотю Обермана (См. газету тех лет «Молодой сталинец», переименованную в «Зарю молодежи»).

Нередко в оправдание антисемитизма приводится великое имя – чаще всего Достоевского. Спору нет, Достоевский не жаловал евреев (к слову, правда, можно сказать, что великий романист в разы больше не любил немцев и поляков). Но ведь не любил... Ага!

Ничего не ага! Можно любить или не любить евреев. На здоровье. И русских можно не любить. А также мордву, карелов или бурятов.

Вопрос-то совсем в другом. Люби не люби, но публично или печатно призывать к борьбе с «малым народом»: «Размеренное, поступательное развитие губернии – суть угроза самого существования «малого народа», в таком мире он жить не может. Неизбежна борьба» – не моги! Получишь ататашки. Потому что за этим призывом логически должен следовать Освенцим.

А Федор Достоевский и те деятели прошлого, что высказывались про евреев, высказывались ДО ОСВЕНЦИМА. Более того, они и вообразить себе не могли возможность Освенцима. И убежден, в наше время не позволили бы себе антисемитизма, ибо ПОСЛЕ ОСВЕНЦИМА призывать к борьбе с евреями, потому что они евреи, есть не заблуждение, а преступление.

Поводы и доводы

То, что наша газета, выбравшая целью своей приближение новых времен с новыми, то есть просто законными и цивилизованными, правилами жизни и работы вызывает яростное неприятие тех, кому так уютно во временах старых, с беззаконными и нецивилизованными «понятиями», закономерно. И то, что обслуживающие хозяев старого времени СМИ не проходят мимо публикаций «Новых времен», означает лишь то, что газета сумела-то разворошить саратовский властный гадюшник.

Использование в качестве заголовка строки из стихотворения Николая Заболоцкого «Лодейников» не может не удивлять: ведь поэт дважды был лишен свободы столь дорогим Гнилозубову режимом. И еще: неужели этот автор «Саратовских вестей» читает Заболоцкого?! Да нет же, стихи Заболоцкого цитирует Лев Гумилев, работу которого «Диахроническая схема развития этносов Евразии» пытается освоить пасквилянт. Оттуда же он почерпнул и понятие об «антисистеме».

Вооружившись полюбившимся словечком, ...зубов стращает: «Нет никакого преувеличения в утверждении о смертельной для нас опасности антисистемы».

А что! Прав ведь! И впрямь «Новые времена» стремятся разрушить ту СИСТЕМУ, что спроектировали Ленин с Троцким и с таким кровавым трудолюбием построил Сталин, памятником которому вознамерились опоганить Соколовую гору единомышленники Гнилозубова. Именно в апофеозе сталинской системы в 1948-1952 году вошло в моду писать фамилии представителей «малого народа» со строчной буквы: «гурвичи и юзовские» («Правда», 1949 год). Нам решили напомнить о тех временах: «санберги», «у санбергов» («Саратовские вести», 2003 год).

Только мы про них и не забывали. И потому не только тайным (до поры, до времени) единомышленникам Артемовой с ...зубовым, но и нам, тем, кто желал бы Саратовской области благотворных перемен, ясны и понятны причины, по которым именно Юрий Санберг стали мишенью публикации. Поводом для погромных заявлений в адрес «Новых времен».

Поводом, поводом!

Назвав 7 статей Санберга, «Саратовские вести» ни разу (да-да, ни единого разу) их не цитируют, отделываясь руганью, вроде «ненависть», «яд», «ложь» (ни попытки таковую разоблачить).

Причина проста – не найти в текстах Санберга приписываемых ему зловещих мыслей и намерений и по отношению «к социально-ориентированным, по словам Александра Починка (еще один классик рядом с Достоевским), особенностям Саратовской области». А значит, преподнесенное нам – клевета. То бишь уголовщина, а не журналистика.

Что же касается деятельности Санберга-чиновника, в которой многих, в том числе и меня, далеко не все устраивало, то ею суетливому клеветнику заниматься недосуг – время терять, ведь нужны факты, доказательства.

Более всего того или тех, кто укрылся под стоматологическим псевдонимом, не устраивают успехи Санберга-журналиста. Зависть была и остается сильнейшим источником антисемитизма. Удачно или неудачно сходив во власть, Юрий Санберг не пропал, не «скурвился», а остался тем же блестящим мастером газетного слова, каким был до «восхождения». Но даже и не одни успехи Санберга, даже и не он сам понадобился тем, кто стоит за публикацией в «Саратовских вестях» (ну кто же всерьез поверит, что приятная во всех отношениях газетная дама Т. Артемова от себя решится на чреватую неприятными последствиями для ее угасающего издания публикацию белозубой бестии!).

Для объявляемой газете «Новые времена» войны более всего необходима оказалась фамилия Юрия Наумовича: «санберги неизбежно, сознательно или бессознательно, впрыскивают яд нигилизма в окружающую их социальную среду».

Очень подходящая для привычной мишени фамилия во множественном числе! Подличают компактно.

Личное

Я начал с того, что вырос в атмосфере, где смотрели на человека, а не на его происхождение. Я и сейчас держусь того же, еще больше укрепился в мысли, что дурным или хорошим бывает человек, но не фамилия. Знаю, что есть русские, которым всего важнее именно то, что они русские. Есть и точно такие же евреи, татары. Хочется кому-то более осознавать себя не личностью, но частицей этноса или конфессии – дело частное, вмешательство неуместно. Не люблю и рассуждать на национальные темы. Однако, ежели какой-то агрессивный пошляк из низменных побуждений пожелает бросить клич о неизбежности борьбы с иным или, как прямо сказано в «Саратовских вестях», «инородным» – тут уж, простите, молчать не стану.

Не так воспитан.

Надеюсь, что далеко не я один.

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», № 3(18), 24-30 января 2003 г.