Мы рождены, чтоб сказку сделать пылью?

Когда я узнала, что первого января нынешнего года лопнула труба с горячей водой в одном из помещений реставрируемого ныне Радищевского музея, я не была поражена. Что называется, дело привычки, а к драматическим событиям вокруг Третьяковки Поволжья мы за последний десяток лет, увы, притерпелись. И разрытые, зияющие, как открытые могилы, котлованы под дренаж возле музея уже наблюдали, и железобетонные корсеты, которыми стягивали расползающиеся стены здания – смотрелось это очень устрашающе, здание буквально трещало по швам. Теперь вот – несанкционированный горячий душ. Правда, когда стало известно, что под «водные процедуры» попало несколько живописных полотен, в том числе огромный портрет Екатерины II восемнадцатого века и «Осенний мотив» Борисова-Мусатова, стало уже не скучно, а страшно.

Директор музея Тамара Викторовна Гродскова в ответ на мои вопросы в самых пылких выражениях заверила меня, что весь музей вместе с милиционерами и представителями службы спасения мужественно боролся с последствиями ЧП.

– Люди проявили себя как настоящие герои, – заявила она. – Реставраторы восстановят весь ущерб. Портрет императрицы лишился, к примеру, лишь защитного слоя лака, но сама-то картина, к счастью, не пострадала, так что все дело поправимое.

Слов нет, хорошо, что ни лицо борисово-мусатовской героини с «Осеннего мотива», ни царственный лик императрицы не пошли пузырями от ожогов. Хорошо, что мы и на этот раз обошлись сравнительно малыми потерями. Правда, сколько будут стоить эти «малые потери» в денежном эквиваленте – уточнений не последовало, а ведь «пластическая хирургия» на лицах знаменитых полотен – вещь не из дешевых.

На этот раз, будем считать, повезло. А если завтра во время какого-нибудь многосерийного праздника, типа майских выходных, снова прорвется вода – тогда как?

– Может быть, не стоило оставлять музейные фонды в реставрируемом здании? – поинтересовалась у Гродсковой. – Ведь там как-никак пыль, грязь... Не повредит ли все это произведениям искусства?

– О чем вы говорите, – попеняла мне Гродскова. – Половина музея, в которой идут работы, на сто процентов отделена от помещений, где хранятся ценности. Полная изоляция, никакого негативного воздействия извне. Что же касается переноса всех запасников на Первомайскую, то, – Гродскова помедлила, – это здание тоже нуждается в ремонте. Строители нам, конечно, всячески помогают. Но перегружать его тоже ни к чему.

Плавающие бюсты и падающие люстры

Как известно, Боголюбов, возводивший Радищевский музей на собственные деньги, не был вполне свободен в средствах. При строительстве музея изначально экономили на материалах. Кирпич, к примеру, оказался использован так себе, средненький, по своему качеству отнюдь не приспособленный для многовековой жизни сокровищницы живописи. По сегодняшним меркам этот кирпич марки 50 вообще может применяться лишь для строительства какого-нибудь примитивного заводика в сельской местности. Для зданий же, чье предназначение – жить в веках, используется кирпич марки 150. С годами на фасадной части музея защитный слой и без того небезупречного кирпича оказался поврежден – он стал пористым, впитывающим влагу. Деревянные перекрытия изрядно одряхлели. К тому же здание с анфиладами комнат, с большими пролетами изначально предрасположено к деформации. Когда же ситуация усугубляется и древностью сооружения, и коренными изменениями инженерно-геологических условий в городе...

Бомбой замедленного действия явились для боголюбовского детища массированная утечка из водонесущих коммуникаций, убийство оврагов, многие из которых впитывали излишки воды (раньше со стороны часовни на площади к музею почти в упор подходило одно из ответвлений Глебучева оврага), наконец, строительство бомбоубежища вблизи музея, накапливающее влагу, – все это в комплексе привело к тому, что ситуация с сокровищницей живописи ухудшалась год от года.

Беда Радищевского в том, что к его реконструкции всегда подходили фрагментарно, кусочно, латали его, когда наступал час икс, а многострадальный музей тем временем расползался, как Тришкин кафтан.

В восьмидесятые годы был осуществлен настолько жалкий ремонт, что, честное слово, лучше бы его не делали вовсе. Как образно сказал мне Николай Тикунов, начальник отдела ремонта и эксплуатации музейных зданий и сооружений, «здание просто разрисовали. Причем разрисовали скверно. Даже вглядевшись в фасад, можно различить, сколь любовно клался, пусть и не самый лучший, кирпич во времена Боголюбова и как бойко-примитивно подмазали кирпичную кладку горе-реставраторы восьмидесятых годов».

Ясное дело, такой ремонт плюс систематический подъем грунтовых вод не способствовали сохранению исторического памятника архитектуры федерального значения.

А ведь происходил не просто подъем уровня грунтовых вод, начиналась настоящая техногенная катастрофа.

Согласно данным режимных наблюдений, грунтовые воды находились до 1950 года на глубине 13, 6 м. Затем начался интенсивный подъем воды: в 1980 – 7,5 м, в 1984 – 5,5-6,0 м, в 1990 – 4,0-4,5 м. Таким образом, за последние 40 лет подъем уровня воды составил угрожающую цифру – 9-9,5. В некоторые годы он поднимался до 3,28 метра, а иногда достигал и вовсе катастрофических цифр – 1,5-2,0м от поверхности. В эти периоды затапливались подвальные помещения музея. Есть немало свидетелей, помнящих даже погруженные в воду скульптурные бюсты.

Все попытки остановить подъем воды или укрепить фундаменты неизбежно заканчивались плачевно. Но слезливое море (вспомним «Алису в Стране Чудес») плохо помогало в борьбе с водой. Усиление фундаментов с применением буроинъекционных свай привело только к увеличению неравномерных осадок здания. Выполнить буроинъекционные сваи в наших грунтах приглашенным иногородним варягам на здании музея так и не удалось. Поэтому на всех чертежах название усиления было исправлено: вместо «буроинъекционных свай усиления» длиной 8-10 м, то, что получилось, было названо скважинами для цементации контактного слоя длиной 1,5-2,0 м. Неплохая «экономия»! Говорили, что особенно удачно было «зацементировано» одно из подвальных помещений, куда при работе усиления фундамента накачали несколько кубометров раствора. А ведь уже тогда существовал проект усиления фундаментов, выполненный саратовскими специалистами (под руководством профессора Ф.К.Лапшина). Проект не был реализован. Видимо, показался недостаточно экономичным.

Позднее не был построен поверхностный дренаж вокруг музея, различные варианты которого долгие годы обсуждались многочисленными специалистами. И слава богу! Иначе после откопки траншей глубиной более 5 м, вплотную к музею, здание превратилось бы в «руинированный памятник архитектуры», а от реликтовых деревьев парка остались бы только поленья для изготовления «буратин».

Шли годы. Межэтажные перекрытия Третьяковки Поволжья прогнили, чердачная система тоже сдала, крыша, что называется, поехала. Осадка здания неумолимо увеличивалась – с 0,08 мм до 0,67 мм в месяц. Здание оказалось порвано трещинами. Много раз ситуация могла закончиться трагедией, но, как говорится, Бог миловал. Однажды на голову не последнего в городе человека с потолка упала люстра весом в несколько сотен килограммов. Человек, на свою удачу, оказался внутри многокилограммового кольца. А стоял бы он на несколько сантиметров ближе – и мгновенная гибель в духе кинотриллеров была бы обеспечена. Не единожды рушились в музее и тяжелые гипсовые карнизы – к счастью, не на головы людей.

Как наступить на грабли собственной песне?

На сегодняшний момент, по свидетельству заместителя генерального директора по ремонту и реконструкции Радищевского музея Аркадия Медведчука, здание примерно на две трети выведено из аварийного состояния, деревянные межэтажные перекрытия заменены на металложелезобетонные, своды забетонированы, опасные проемы зашиты в металл, значительно укреплен фундамент. Впрочем, укреплен – это мягко сказано, справедливее сказать, что под фундамент теперь подведена массивная бетонная плита с гидроизоляцией в два слоя, а это гарантия того, что осадки больше не будет.

По свидетельству профессионалов, ремонта такого масштаба в Саратове не было еще никогда. Практически невозможно осуществлять строительные работы такой сложности не разбирая кровли.

Строители долбили насквозь стены, огромные 12-метровые балки (каждая чуть ли не в тонну весом) спускались вниз, а затем снова поднимались в поднебесье, чтобы оказаться уже затянутыми железными дисками. И все это осуществлялось практически вручную, лишь с самым малым применением технических средств, потому как особенности ремонта в жемчужине архитектуры диктуют свои жесткие законы: здесь нельзя применять привычные, надежно обкатанные строительные методы. Памятник старины надлежит не только укрепить, но и сохранить исконные суть, вид, назначение каждой комнаты, каждого коридора.

– Удастся закончить работу, как и планировалось, к 2005 году? – поинтересовалась я у Аркадия Петровича. – Если не будет никаких сюрпризов, то мы уложимся в сроки. На сегодня финансирование реконструкции музея не всегда соответствует потребностям. Но федеральные власти стараются решать наши финансовые проблемы. А если бы здание не пришлось перекрывать (пока в неремонтируемой части музея хранятся фонды. – С.М.) ремонтные работы шли бы как минимум в полтора раза быстрее.

Художественная галерея Саратова – один из его самых ярких символов, подумалось мне. Так неужели в миллионном городе, нельзя было изыскать помещение, чтобы на время ремонта разместить там сокровища Радищевского?! Понимаю сложность этого действия, ведь в музее имеются полотна такой величины, по сравнению с которыми двухметровая скульптура Петра I в Петровском зале смотрится почти что игрушечным солдатиком. Добавьте сюда еще необходимость охраны, соблюдения температурного режима... слов нет – сложно. Но я все равно не верю, что отцам города нельзя было решить проблему с полным освобождением музея под ремонтные работы. Впрочем, о чем это я, наивная, говорю?! Оба мои собеседника – и Тикунов, и Медведчук – в два голоса сказали, что скорее бы уж отремонтировать Радищевский и «переселить» туда гениальные полотна, потому что в филиале на Первомайской положение вещей, положа руку на сердце, не намного лучше. Каждый год трещины в стенах увеличиваются на один сантиметр! Антиаварийные мероприятия там, правда, были проведены, обвалов быть не должно, но... Гарантий такого рода никто дать не может. К тому же филиал музея будет ремонтировать еще сложнее, чем основное здание, ибо у филиала практически нет своей личной, суверенной площади – в упор к нему примыкают с одной стороны областная Дума, с другой – ПАГС.

Впрочем, не будем отвлекаться. Сейчас речь идет все же не о филиале, а о прекрасном и многострадальном детище Боголюбова. На сегодняшний день здание укреплено с таким расчетом, чтобы свести на нет любые неприятные случайности.

– Проектировщики действительно подстраховались, исходя из самых худших предположений, – подтвердил генеральный директор НПП «Геотехника-СПИ» кандидат технических наук Алексей Савинов. – Работа там ведется серьезная, однако сказать, что Радищевский будет неуязвим для новых неприятностей, я бы поостерегся.

После завершения реконструкции, деформации здания окончательно прекратятся только в том случае, если уровень подземных вод вокруг музея не будет меняться. Для этого здесь построен современный, достаточно эффективный и безопасный лучевой дренаж, благодаря которому осадки здания уже практически прекратились, о чем свидетельствуют геодезические наблюдения, выполненные нами в 1998-2001 гг.

Однако лучевой дренаж должен работать постоянно. Отключение насосов дренажной системы абсолютно недопустимо, потому что если уровень подземных вод выйдет из-под контроля, деформация здания может начаться снова. При очень популярных в стране чубайсовских играх с рубильником, в случае отключения электроэнергии и, стало быть, насосов, мы снова наступим на грабли собственной песне.

При всей уникальности Радищевского музея, рядом с ним расположены и многие другие здания-памятники. Для того чтобы следить за их деформациями и своевременно принимать противоаварийные меры в августе 1998года (успели!) усилиями управления инженерной защиты Саратова и специалистов нашей фирмы были установлены три первых в городе глубинных репера: у входа в театр оперы и балета, на Театральной площади в районе часовни и на газоне у входа в парк Липки. Работа по устройству реперов была не только сложная (их глубина составляет около 35 м), но и дорогая. На сегодняшний день строительство каждого такого репера обошлось бы в двести тысяч рублей, но только благодаря им и выполнялся достоверный мониторинг осадок зданий при строительстве лучевого дренажа, реконструкции музея Радищева, консерватории им.Собинова, областного училища искусств, аграрного университета и т.д. А теперь по городу упорно муссируются слухи о том, что принято решение вместо репера у парка Липки построить Саратовский Макдональдс. Кстати, в этом случае реконструкцию областного училища искусств придется начинать заново. Проект усиления, разработанный нашей фирмой, никаких «пристроек» к зданию не учитывал. Остается надеяться, что к музею в ближайшем будущем никто не соберется ничего пристраивать.

Инженеры, проектирующие сегодня фундамент любого здания, решительно ничего не знают о пристройках, которые могут быть «сочинены» к нему несколько позже. Но любая пристройка автоматически сводит на нет уже проделанную работу. Можно перечеркивать все и начинать сначала – просчитывать коммуникации, усиление фундаментов и конструкций.

(Из слов моего собеседника отчетливо явствовало: саратовские небоскребы в условиях плотной исторической застройки города – детища бездумного недоскребного строительства – одна из серьезнейших проблем Саратова. Во всяком случае, и благодаря им тоже, надо всегда держать себя в боевой форме. Готовность №1 к подвигу по осушению помещений и спасению зданий – должна быть у нас в крови).

В разговоре мой собеседник едко назвал саратовские небоскребы замечательным украинским термином «хмарачесы» (хмара – по-украински небо).

Не стал заострять внимание в нашей беседе Савинов и на том, почему все наблюдения за осадками здания закончились в 2001 году. Никому из руководства города эта работа, видимо, не нужна. Следовательно, платить за нее нет смысла. А ведь для наблюдения за режимом уровня подземных вод в процессе эксплуатации дренажа было сооружено кроме того девять гидрогеологических скважин, стоивших немало денег и тоже оказавшимися никому не нужными.

Профи, занимающиеся проблемами архитектуры, реконструкции, уверены: Радищевский музей в силу своей уникальности еще в выигрышном положении по сравнению с другими памятниками старины. Ему, к счастью, не дадут пропасть – объект-то федерального значения. Бывшему зданию Дворца пионеров, он же Общественный банк, что поблизости на Театральной площади, гораздо хуже: здание менее сиятельное в архитектурной табели о рангах. А вот здание бывшей художественной школы, по свидетельству Алексея Савинова, погублено совершенно искусственно, чтобы освободить место под очередную «коммерческую» многоэтажку.

Сейчас идет масштабная реконструкция музея на федеральные деньги. А может быть, если бы спасение Радищевского было более плановым, поступательным, если бы за него взялись несколько лет назад, на сумме, отданной на спасение музея, можно было бы сэкономить. (Или ну их, эти деньги, пошлая тема, чего считать государственные миллионы – одним больше, одним меньше – велика ли проблема.)

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», № 7(22), 21-27 февраля 2003 г.