– Эх, Пушкин-Пушкин-Пушкин-Пушкин-
Пушкин-Пушкин-Пушкин-Пушкин-
Пушкин-Пушкин-Пушкин-Пушкин...
– И не говори.
Игорь Сорокин,
управдом дома Павла Кузнецова
в г. Саратове, ХХ век

В реве зала преобладали крики: «Ананьева сюда!!!! Русофобы!!!!»

То был исторический пленум Союза писателей РСФСР, где вместо того, чтобы обсуждать положение своего Союза, который вскоре развалится, «группа товарищей», прежде всего секретари местных ячеек, сосредоточились на «русофобской» публикации в журнале «Октябрь» отрывков из книги Андрея Синявского «Прогулки с Пушкиным». Изучив эту публику, лично зная многих, я мог бы спорить на что угодно: все вместе они не знали и не понимали Пушкина и на сотую долю того, как знал и понимал его крупнейший русский литературовед, избравший для зарубежных публикаций провокативный псевдоним Абрам Терц. Им, разумеется, нужен был журнал, журнал, журнальчик, чтобы печататься, печататься! печатать своих, своих и побольше! И еще на их, озаренных ксенофобским восторгом, физиономиях читалось пугающее чувство стаи. Мы вместе! Разорвем!

В школе их научили, что Пушкин – это монумент, которому следует поклоняться. При этом негласно подразумевалось, что читать его, кроме как «по программе», не обязательно. Когда Маяковский в 1924 году восклицал, что любит Пушкина «живого, а не мумию», он и вообразить не мог, в какие каменные шоры регламентаций загонят, начиная с чудовищных торжеств 1937 года, отношение к Пушкину (как и самого Маяковского). Шаг влево, шаг вправо приравнивается к государственному преступлению, сплачивая ряды «пушкинистов» в подобие штурмовых отрядов, что столь пугающе убедительно показано в гротесковой комедии Юрия Мамина «Бакенбарды».

Автор газеты «Новые времена» Владимир Глейзер представил читающей публике «Новые анекдоты о Пушкине», в которых и в самом деле при желании можно усмотреть непарадное, может быть, где-то даже и вольное, да что там – непочтительное отношение к классику. Но что делать: были, есть и, надо полагать, всегда будут в нашей литературе и вольность, и непочтительность, и даже непристойность. Оставив в стороне таких предтеч Пушкина, как великий Державин, или невеликий, но талантливый Барков, нельзя не признать, что Александр Сергеевич и сам весьма отличался по этой части. Как известно, среди прочих он не пощадил не только любимую героиню (стихи на иллюстрации в «Невском альманахе»), но и саму Богородицу в «Гаврилиаде». Вольные, а также похабные стихи писал Михаил Юрьевич Лермонтов, а сочинение поэмы «Сашка» обернулось для Александра Полежаева казематом. Мы не можем занимать внимание читателя долгим рядом вольных, а то и неполитнецензурных сочинений русских писателей, лишь напомним про то, что их писали многие – от Николая Некрасова через Алексея Толстого-старшего до Алексея Толстого-младшего.

Да, была и такая струя в многоструйном потоке российской словесности. В годы развивающегося и развитого социализма охотников шутить, в т.ч. и в литературе, поубавилось. «Наши» шутники нашли свое место между кроссвордом и сводкой погоды, а «не наши» сменили место жительства. Гнев вызывали и реалистические смехи, и смешки, и фантастические шуточки, а еще более -гротеск, и уж вовсе нетерпим был абсурд. Его и серьезной-то литературе не полагалось, а уж смешной абсурд мог существовать лишь на арене цирка. Как на грех, именно в самое наше красивое, самое советское, самое дунаевско-григорьалександровское время, в городе Ленинграде расцвел талант Даниила Ивановича Ювачева, соратника Николая Заболоцкого, которого попытались испачкать цитированием единомышленники гр-на Чернышева, новоявленного саратовского борца с «русофобией», литературой абсурда и газетой «Новые времена».

Закончил свои веселые дни Ювачев, он же Даниил Хармс, как и положено было абсурдисту-насмешнику, в тюремной больнице.

И настолько оказался востребован его странный талант, что год от года, от прямых и затем полузапретов и далее, до наших дней, читателей у него лишь прибавляется, не в пример многим «нестранным». Быть может, по неиссякаемому абсурду российской действительности? Театр АТХ, чьей «чайкой» стал Хармс, ныне обретается в армейской части – чем не Хармс!

Хармс, в частности своими «Анекдотами из жизни Пушкина», породил немало подражателей и продолжателей. В Internet имеется сайт «Юмор под Даниила Хармса». Автор газеты «Новые времена» честно обозначил себя в ряду таковых, когда предлагал для печати «Новые анекдоты о Пушкине». И в Саратове он не один. Есть еще Игорь Сорокин, славный многолетними тщаниями на ниве русской культуры, вроде восстановления дома Павла Кузнецова. И что же? Когда к 200-летию со дня рождения Александра Сергеевича в журнале «Волга» мы публиковали его «Воображаемый разговор с Александром П», тут же некоторые набело и начерно пишущие земляки запротестовали, усмотрев глумление над классикой.

А ведь анекдоты Хармса не только порождение язвительного ума, высмеивающего пошлость так называемых «случаев из жизни» знаменитых писателей, которыми еще с позапрошлого века потчевала читателя российская пресса. Это еще и прямая перекличка с народным отношением к Пушкину. Народ давно уж принял Пушкина за своего и ввел в безбрежную языковую и фольклорную стихию столь примечательными выражениями, как «Я вам что, Пушкин?», «А платить, что, Пушкин будет?», а также сделав поэта удачливым, чуть ли не наравне с русским солдатом, персонажем анекдотов, в т.ч. и похабных.

Есть, однако, у русского народа, Игоря Сорокина и Глейзера, (которых, как, кстати, и Хармса, коли не нравится – проще всего не читать!) – есть меж ними существенное, а для гр-н Белозубова и Чернышева так и роковое отличие. Вот именно. Что позволено... «Смеясь, он дерзко презирал / Земли чужой язык и нравы» – цитирует Лермонтова журналист думской газеты (Ю. Чернышев. «Грязью грязь поправ». «Неделя области». 5 февраля 2003 г.) Неужто Чернышеву Юрию известно что-то такое из биографии г-на Глейзера, что тот скрыл от анкет и от соратников по любимой газете, а именно: чужеземное происхождение?! В противном случае русско-саратовская «земля» для г-на Глейзера ничуть не чужее, чем для гр-на Чернышева.

Здесь же лежит и объяснение того, почему и не бывает случая, чтобы «кто-то из саратовских журналистов позволил бы себе написать о ком-либо из еврейских писателей такое, какое позволил себе Глейзер» («позволил... написать такое, какое позволил» – блестящее владение нормами родного языка!) – это уже из другой публикации того же публициста в газете «Грани» (6 февраля 2003 г.) – «Грязное дело» – оцените богатство словаря!

А почему? Вероятно, из одной деликатности. А то бы такое написали про... а про кого, например? Шолом-Алейхема? Хаима Бялика? Предположим, чисто русский журналист пишет «такое какое» про супругу Бялика в газете, например, «Неделя области». Номер впервые нарасхват, русские люди покатываются со смеху, евреи оскорблены.

Нет, что-то не получается... ведь лицо не только русской, но и еврейской национальности, даже если предположить, что и читало Бялика, уж про жену его точно не ведает.

Не потому, что Бялик был неталантлив. А потому что он поэт – еврейский, а мы живем в русской стране, и евреи наши тоже русские. И поэты они русские, в противном случае остается предположить, что под «еврейскими писателями» автор «Граней» подразумевает Бориса Пастернака или Самуила Маршака, а до такого и самые продвинутые «патриоты» не договаривались!

Когда нет аргументов, следуют угрозы, что тоже не ново. То, что до 1917 года именовалось апелляцией к городовому. При Советской власти – к «органам». Новый шаг – к религиозным фанатикам. Но угрожая В. Глейзеру тем, что его могут объявить «российским Салманом Рушди», Чернышев, как и в каждой своей строке, увы, безнадежно неоригинален. После публикации в газете «Сегодня» моей статьи к 100-летию Сергея Есенина газета, кажется «День», напечатала письмо некоего православного фундаменталиста с аналогичной угрозой в мой адрес. Очень забавно читать совет Ю. Чернышева А. Пушкину как поступить с «пасквилянтом»: «В таких случаях, когда налицо оскорбление, а чин не позволяет вызвать на дуэль не дворянина, позволительно было прибегнуть к трости» Прямо-таки будто и сам немножечко дворянин... Да, конфликты в старину решались просто – дворяне дрались на дуэли, мещан били тростью, а кого-то и секли на конюшне.

Явно путая русских евреев в России и североамериканских янки в Корее, Чернышев предлагает евреям: «гоу хоум!» Позвольте, а где же «хоум» саратовского еврея, неужто только в Израиле? Но в этом случае русский журналист проповедует идеи самого что ни на есть оголтелого сионизма, что наводит на всякие подозрения.

Чернышев Юрий возмущен тем же, что и Ивашка Белоклыков: «откровенное безобразие, расцениваемое, как откровенно антирусская линия» (предлагаю вновь оценить богатый словарный запас). Да, вынь и подай ему «антирусскую линию»! Ведь опубликуй «Новые анекдоты» не Глейзер, а кто-то другой, вряд ли бы у плохорусскоязычного газетного поденщика возник к ним интерес, настолько видна его удаленность от филологии. Ведь даже затеянные «Новыми временами» для развлечения читателя непритязательные, и чего там греха таить, простенькие «Вампуки» (кстати, ложь, что в нашей газете – «вам – пуки»; это понадобилось чувствительному литератору для явно милых ему фантазий на тему «пука»; тогда как в газете «вампука» пишется в одно слово) даже авторство «вампук» он готов приписать все тому же В. Глейзеру, чей стиль, если чем и отличается в первую очередь, так это излишней языковой и метафорической насыщенностью.

Ну, а поскольку анализ текстов для гр-на Чернышева Ю. – занятие непосильное, но желанное, предлагаю ему заняться вполне доступным для него текстом стихотворения «В лесу родилась елочка». В одной лишь строке «Срубил он нашу елочку под самый корешок» содержится материала на несколько обличающих погубителей русского леса статеек, вроде тех, с которыми Чернышев сумел раз-другой протиснуться на страницы «Новых времен». Очевидно, в расчете на «VIP-гонорар». Но если таковые и платят в нашей газете, то лишь талантливым и добросовестным журналистам.

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», № 6(21), 14-20 февраля 2003 г.