Заголовок звучит весьма абсурдно, если не иметь в виду, что «Кончина» – самая, пожалуй, известная (скандальная) газетная статья из когда-либо выходивших в Саратове. Статья эта была моя. Точнее, это был памфлет моего авторства.

Но я собираюсь не хвастаться, а подвести некоторые итоги – пора. «Кончина» вышла ровно два года назад, в газете «Новые времена» №12 (74) от 26 марта – 1 апреля 2004 года. Позже, когда началась судебная эпопея, мне не раз советовали воспользоваться календарной зацепкой и объявить: поскольку номер датируется первым апреля, «Кончина» была всего-навсего шуткой и розыгрышем – какие вопросы? Однако, между нами говоря, вся день-дураковая романтика меня никогда особо не вдохновляла. Потому пользоваться во всеуслышание подобной отмазкой не хотелось: еще неизвестно, кто в итоге окажется главным дураком.

Так вот, спустя ровно два года после выхода «Кончина» – каламбур неизбежен – благополучно скончалась. Это выдающийся результат. Обычно газетная статья живет те 10-15 минут, пока читается. В случае действительно незаурядного или особо провокационного текста – день, ну два, пока идут коммуникации между заинтересованными лицами, и они разыскивают газету после указующих звонков. Наконец, материал, серьезно затронувший некие общественные струны, обсуждается на круглых столах, комментируется экспертами по ТВ и радио, то есть продолжительность жизни в таком случае – неделя. К тому же подобные произведения в газетах попадаются все реже, естественная их среда обитания – журналы, да и книгоиздательский бизнес ныне чрезвычайно оперативен.

«Кончина» же полнокровно жила весь срок судебного разбирательства, около года, и участники процесса, включая главного героя памфлета, Юрия Аксененко, полагаю, знали ее наизусть – настолько часто она читалась в ходе заседаний. Когда мы вчистую выиграли в суде второй инстанции – Волжском районном (судья Сергей Васейко), а областной суд отказал мэрской стороне в кассации – «Кончина», полностью реабилитированная, могла бы уйти в историю. Однако Юрий Аксененко как политик настолько ассоциировался с характеристиками, приобретенными в «Кончине», что уйти в историю памфлет мог только вместе с политической карьерой мэра.

Это вообще любопытный феномен. Говорил и повторяю – мэра Аксененко уничтожила пресса, поскольку губернатору Аяцкову Юрий Николаевич оказался не по зубам, а с правоохранительными органами он, как известно, великолепно ладил до последнего. Журналисты многие годы методично подтачивали древо аксененковского режима, в конце концов он стал смердеть на все стороны света. «Кончина» появилась в нужном месте в нужное время. Она стала знаком разложения городской администрации, ее упадка и неизбежного конца. Вот откуда ее интонационная и смысловая резкость. Вот почему я далек и сейчас от торжествующего биения себя в грудь. «Кончина», если угодно – коллективный труд антиаксененковской саратовской журналистики, ее промежуточный финал.

Меня часто спрашивают – почему Юрий Николаевич, стоически переносивший уколы и насмешки восемь лет мэрства, вдруг попер, как на буфет, именно на «Кончину»? Решился не на гражданское, а именно на уголовное преследование автора? Да еще в статусе частного обвинителя, который обязывает являться на каждое судебное заседание и получать в ответ на собственное тяжелое косноязычие очередной набор из «сам дурак»?

Слоняться по разрушающемуся зданию Волжского райсуда и выслушивать «нужды и чаяния простых саратовцев», на тот момент выражаемые исключительно в агрессивной форме? Говорят, что мирного тогдашнего мэра подвели советники. Но мне представляется, дело в другом. Аксененко в памфлете услышал прогноз, который, при склонности Юрия Николаевича к мистике и волхвованию, показался ему пророчеством. «Кончина» представилась ему теми самыми огненными буквами, которые то появляются, то исчезают на стенах мэрского кабинета. И тогдашний мэр, надо полагать, решил пророчество перекодировать, закрыв шамана, чем черт не шутит, за другой крепкой стенкой или объявив его банальным уголовником.

В итоге «Кончина» стала для Юрия Николаевича большой дополнительной политической проблемой.

Как и любое незаурядное произведение, «Кончина» породила немало мифов. Помню интервью супруги Юрия Николаевича, Ирины, глянцевому журналу «Блики». Рассуждая о тяжкой доле мэра «Юры», она приводит в пример газетную травлю. Дескать, открываю газету, а там «Юра» на какой-то панихиде, мрачный, усталый, на фоне памятника, а сверху надпись – «Кончина». А ведь это делают люди, продолжает Ирина, которые бывали у нас дома – чаек, кофеек, пряники... Ну, во-первых, иллюстрировала «Кончину» фотография, где Аксененко на фоне карты Саратова, в руке папка «Дело». Если, впрочем, это панихида по Саратову после славного мэрства супруга – все вроде сходится... Во-вторых, Ирина, возможно, имела в виду тогдашнего издателя «НВ» Леонида Фейтлихера, но из контекста получалось, будто речь обо мне. И приятели почти серьезно интересовались – ну как там у Юрия Николаевича дома: мебель, обстановка?.. Чай свежезаваренный или «Ахмад» из пакетиков?

Кто-то увидел в заголовке весьма похабненькую двусмысленность. Но вот уж чего я, оборони русский язык, вовсе не задумывал. Может, в самих персонажах памфлета было нечто, предполагающее подобное толкование.

И напоследок – о подлости. Как известно, Аксененко использовал в суде своеобразное «оружие возмездия» – «Кончину» должны были осудить сами журналисты. Таковых набралось лишь двое – Евгений Малякин и Лидия Златогорская, председатель регионального отделения Союза журналистов РФ. Был еще заявлен нынешний редактор газеты «Время» Петр Красильников, но то ли Господь, то ли похмельное состояние уберегли его от позора. Сразу скажу, я им не судья. Я слишком хорошо знаю наш цех, где пониженный порог нравственности – скорее норма. Но вот по-настоящему обескуражила меня подлость людей, нравственных по определению, то есть ученых-филологов.

Моим адвокатом была Елена Кобзаренко, общественным защитником – Владимир Глейзер. Мы пригласили в качестве эксперта очень авторитетного во всероссийских, да и мировых масштабах филолога – специалиста по пограничным ситуациям культуры Вадима Михайлина. Он аргументировано доказал отсутствие оскорбления. Вместе с тем, доказывающую обратное экспертизу лингвиста Владимира Гольдина на одном из этапов исключили из дела как добытую незаконным путем. По сему поводу собрался ученый Совет филологического факультета. Решение которого словно писалось по образцу шельмований коллег в 30-е и ранние 50-е. В «Кончине», которая пронизана щедринскими, гоголевскими аллюзиями, ссылками на разящую иронию Алексея Толстого и сарказм Владимира Высоцкого, разглядели только хулиганство. Вадима Михайлина демонстративно и показательно лишили кафедры. И все не страха ради эфиопского (что Аксененко филфаку?), но исключительно, я полагаю, из мазохистского унижения перед властью. Любой.

Интересно, как эти люди учат молодых журналистов? Чему? И как будут учить по «Кончине», которая, буде собрана хрестоматия региональной публицистики, обязательно туда попадет?