Внешне мой собеседник напоминает известного актера Джереми Айронса. Но он не актер, а профессор русской истории университета штата Северная Каролина господин Дональд Рейли.

Господин Рейли давно специализируется на истории русского крестьянства и русской революции в Поволжье. Нашу область он выбрал для своих научных изысканий еще в тот период, когда Саратов был закрытым городом.

– Господин Рейли, как вообще возник интерес к русскому вопросу?

– На протяжении десятилетий Россия была для нас, американцев, абсолютно закрытой страной. Настойчиво формировался образ сильного и жесткого противника. Советский Союз казался реальной угрозой, а врага, как известно, надо знать. Вот я и начал изучать российскую историю. Мало кто изучает ее локально. Сначала казалось, что русский язык – это что-то невообразимо трудное, что-то такое, что никогда не одолею. Потом я увлекся тем, чем занимался. Первый приезд в Россию в Петербург (тогда еще Ленинград) поразил меня. Я осознал, что мне, гражданину США, легко общаться с русскими, что это открытые, интересные люди. Мне кажется, что даже англичане куда как дальше от нас, американцев, чем русские. Англичане холоднее, сдержаннее. А с русскими очень много точек соприкосновения.

– И все же почему вы выбрали для своих научных работ именно Саратовскую губернию?

– Здесь было очень сильное движение эсеров. А это увлекательная страница истории. Ну и потом, революция на Волге – это много событий. Много трагедий, много концентраций исторической правды. Знаете, я читал протоколы Саратовского Совета: в этих сухих, лаконичных документах скрывается такая правда!

Всем известно о Кронштадте, а между тем знаете ли вы, что в Саратове в марте 21-го года было расстреляно триста рабочих. Террор был масштабнейший и развитие сексотства колоссальное. Только согласно официальным документам уже в первые годы революции на Губчека работало 2000 стукачей.

– Цифра устрашающая. Неужели целая нация оказалась предрасположена к предательству?!

– Я думаю, что все гораздо проще и одновременно трагичнее. Нельзя недооценивать роль голода. Примерно 95 процентов населения Поволжья голодало в те окаянные дни. Мне довелось читать один личный дневник тех лет. Частные записки образованного интеллигентного человека из хорошей семьи.

И вот читая его дневник, понимаешь, в какую катастрофу способен завести человека революционный ужас с его страхом насильственной смерти, черным рынком товаров, инфляцией. Буквально по датам отчетливо прослеживается, какой затравленной, униженной, уничтоженной становится личность, как от высоких, духовных понятий, от высшей материи все мысли устремляются к хлебу насущному, к единственному желанию наесться, поесть.

– Изучение архивов – это важный взгляд на историю. Но есть еще и художественное осмысление событий прошлого. Какие из книг, фильмов о том времени произвели на вас наисильнейшее впечатление?

– Из книг это Бабель и «Тихий Дон». Из фильмов «Покаяние» Абуладзе. Я был в шоке. В России, я знаю, многие недолюбливают Никиту Михалкова за его близость к власти, но как режиссер он, по-моему, хороший профессионал. А его фильм «Утомленные солнцем» – это настоящий шедевр, история о том, как жертвы и палачи в какой-то момент становятся неделимо похожи друг на друга.

Кстати, я много общаюсь в России с молодыми людьми. Иногда попадаются настоящие патриоты своего отечества. Но сильная степень патриотизма меня всегда настораживает. Патриотизм легко перетекает в фанатизм. Я побаиваюсь патриотов.

– Как ученый вы различили в истории русской революции какие-то парадоксы?

– Это не то чтобы парадоксы – это, видимо, странная логика событий. Царские чиновники сформировали советскую власть, а уже советские чиновники стояли у истоков капитализации России. Занятная цепочка наблюдается. Эдакое непрерывное социальное переслоение. К власти постоянно вызывается один и тот же тип людей, а подавляющему числу населения жить не становится легче.

– Любопытно, что вас шокирует в Саратове образца 2003 года?

– Дороги. Это что-то ужасное. И еще много грязи, мусорок, антисанитарии. Люди чистенько прибираются в своих квартирах, а во многие подъезды очень неприятно заходить. Как будто подъезд – это уже не их дом... Ну и, конечно, поражает бедность российской деревни. Такое впечатление, что на дворе не двадцать первый, а девятнадцатый или даже восемнадцатый век.

– Что же в таком случае вы считаете самым большим достижением идущих в России реформ?

– Так совпало, что я был в вашей стране во время августовского путча. Так вот для меня самым важным явилось то, что люди перестали бояться. Люди захотели открытости общества. Захотели лучше жить. Это стремление внушает уважение. Нынче люди работают очень много, работают тяжело, но чего-то добиваются. Я заходил несколько раз в симпатичное кафе на Советской. Приятное, с улыбкой, обслуживание, хорошая кухня, милый интерьер. Здорово, что появились предприниматели, умеющие грамотно строить свой бизнес.

В троллейбусе я видел как-то мальчугана, продающего газеты. Для меня была важна реакция на него других пассажиров. Еще несколько лет назад детский труд раздражал горожан. А тут вдруг я увидел, что нескольких женщин этот бойко работающий подросток умилил. И они купили у него газеты, явно не столько из-за самих печатных изданий, сколько из-за того, чтобы поддержать юного продавца.

Российские реформы еще очень молоды. Ну что такое 10-15 лет в масштабах истории? Думаю, что где-нибудь полминуты, не больше.

– Но жизнь-то людей тоже состоит из этих нескольких минут.

– Да, это уже драматично. Я интервьюирую людей, которые закончили престижные учебные заведения. К сожалению, отнюдь не по их вине сложилось так, что большинство из них немногого добились в жизни. И либо их интеллектуальный потенциал оказался недостаточно реализованным, либо он не принес адекватного материального вознаграждения.

– Психологи говорят в таких случаях, что социальное ожидание оказалось нереализованным.

– Это очень печально звучит, но ничего не поделаешь. Чтобы жизнь в России изменилась к лучшему, должно измениться сознание граждан страны. Любые, самые благие реформы без уважения к законам невозможны. Уважение воспитывается. Уважение к людям. К законодательству. К самому себе.

Полагаю, что в России многое изменится к лучшему, когда из людей изойдет зависть к житью соседа. И еще один момент. Есть замечательная тюркская пословица «рыба гниет сначала». Вы понимаете, о чем я?

– По-русски это звучит: «рыба гниет с головы».

– Вот-вот! Во власть должны приходить моральные люди. Это, кстати, очень сложно – быть моральным в политике.

– Кто из российских политиков представляется вам таковыми?

– То, что это не Суслов – однозначно (улыбается. – С.М.), и то, что это не Троцкий – точно. Пожалуй, это Виктор Чернов. Лидер партии эсеров. Представитель его радикального левого крыла. А еще Андрей Дмитриевич Сахаров. Светлейший человек! Ум, душа – все в нем присутствовало.

– Вы изучали историю российской революции. Интересно, а как вы оцениваете масштаб такой фигуры, как Борис Савинков?

– Он морально запачкался. Есть документальные архивные свидетельства об этом.

– Безукоризненным в политике быть почти невозможно. И все же скажите, каким должен быть, на ваш взгляд, ну, положим, идеальный губернатор?

– Я вижу его человеком, стремящимся поднять прежде всего губернию, а не себя. Еще личность такого масштаба никогда не должна исповедовать принцип «разделяй и властвуй». Это не приводит ни к чему хорошему.

Если говорить более конкретно, то лично мне импонирует самарский губернатор Титов. Он уважает законы. У него есть реальные живые идеи, ведущие к процветанию губернии. Ну и, наконец, (улыбается. – С.М.) Титов не завидует Монике Левински.

В Самаре настоящий экономический бум. Там поднимается промышленность, растет население. У вас, в Саратове, численность населения, к сожалению, сокращается. В газете «Известия» я обратил как-то внимание на таблицу, в которой перечислялись основные показатели жизни в разных областях. Так вот Саратовская губерния была в этой таблице на одном из первых мест... от конца. Это грустно, потому что я знаю, сколь много талантливых, ярких личностей живет у вас. Люди достойны лучшей доли!

– Что, по-вашему, необходимо предпринимать для того, чтобы реформы в России не забуксовали?

– Мне думается, что вашей стране нужны знания, энергия жизни, наконец, капиталы тех граждан, что уехали из нее за последние 10-15 лет. Со времен революции Россия постоянно теряет своих лучших граждан, подпитывает их интеллектом, их деньгами другие страны. Россия должна научиться возвращать себе и мозги, и деньги. Нужны изменения в законодательстве, чтобы процесс возвращения людей начался.

России предстоит колоссальная работа. Так много нужно переделать, вычистить из себя! Я отправлял на саратовской почте книги домой. Потратил час двадцать на это занятие. На почте двенадцать окон, но работают почему-то лишь три. Прочие же «почтовые» дамы почему-то или пьют чай, или красят ногти, или губы. Почему так? Это неправильно!

– Изменило ли вас, как ученого, как личность, изучение русской истории?

– Думаю, что да. Россия – это страна с совершенно особой судьбой. Весь 20 век – сплошная Голгофа. Много страданий, страха, смертей. И мне кажется, что если страна выжила, пережив такой террор, такой голод, она просто не может погибнуть. Тем паче заряд энергии и юмора у ваших людей огромный. Я тут прочитал книгу вашего земляка Владимира Глейзера «Записки пьющего провинциала». От души повеселился, очень забавно!

– Неужто все перипетии его «Записок» оказались понятны американцу?

– Так я же не типичный американец, я профессор русской истории.

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», № 23(38), 27 июня – 3 июля 2003 г.