Если бы Саратов построили на левом берегу, это был бы другой город. Какой именно, сейчас уж никто не ответит, но другой. Как другим был бы уроженец Пристанного, появись он на свет в пригороде Петербурга; как иной была бы участь нынешнего москвича, родись он на хуторе близ Диканьки…

Вот и город наш довольно долго примеривался и присматривался к местному ландшафту, прежде чем начать свое историческое шествие от Волги и Соколовой горы к Лысой. Краеведы утверждают, что Саратов мог появиться как минимум в трех местах. На левом берегу, на месте нынешней Анисовки (напротив Увека). На правом берегу, вплоть до Пристанного. Или же в устье Саратовки, где его, собственно, и видели однажды иностранные свидетели. В 1617 году – любознательный секретарь голштинского посольства Адам Олеарий, а в 1636 году – нидерландский искатель приключений Ян Стрюйс.

Олеарий записал: «В 9 часов утра мы миновали город Саратов (Saratoff). Город этот лежит в четырех верстах от главного течения Волги, на гладкой равнине, при рукаве, который Волга отделяет от себя в левую сторону. Он заселен одними стрельцами, которые управляются Воеводой и Полковником и живут здесь для сбережения от Татар, называемых Калмыками, которые обитают в этих местах до самого Каспийского моря и до реки Яика (Jaika), и часто делают нападения, заезжая и вверх по Волге».

Впрочем, история, как известно, не любит сослагательных наклонений, и про Саратов теперь мы можем сказать: где родился, там и сгодился. Рациональный ум исследователя будет доказывать, что на левом берегу по тем диким временам городу все равно было не выстоять, его и так несколько раз спалили. Мы же, всматриваясь в темные коридоры истории, хотим предполагать в своих предшественниках наличие хоть каких-то эстетических представлений. Можем мы хоть предположить, что перебрав все другие известные варианты, они по каким-то особым признакам поняли – вот здесь их потомкам жить будет уютней?.. Хотя, конечно же, и стратегическую оборонную инициативу со счетов сбрасывать нельзя: с высокого правого берега от набегов отбиваться было явно удобнее. К тому же не только Волга, но и нынешний Глебучев овраг, который в то время был вполне судоходным заливом, создавали дополнительную естественную преграду врагу.

Но лично меня сегодня куда больше интересует поиск ответа на другой вопрос: были бы другими сами саратовцы, если б все же начали осваивать территорию с левого берега? Вопрос, конечно, метафизический, но ведь чем-то неуловимо отличается левобережная Самара с ее населением от своих правобережных поволжских собратьев? Уверяю – не только иным росчерком улиц. Не замечали? Даже нынешние наши соседи из Покровска-Энгельса думают про себя нечто особенное, а уж казалось бы – просто за мостом живут…

Тем, кто с рождения видит большую реку, трудно поверить, что бывают города, где реки вообще нет. Многоликость Саратова, растянувшегося за столетия по ущельям и холмам, во многом объясняется его особой «пропозицией» по отношению к Волге. Куда бы теперь еще не развернулся наш город, своим лицом он всегда будет обращен к реке. Задайте себе вопрос: где центр Саратова? И все свои представления об этой нехитрой проблеме вы уместите между двумя городскими магистралями – Московской и Немецкой (проспект Кирова) улицами. И хотя в чисто топографическом смысле эта зона давно уже стала приволжской окраиной, жители других районов, отправляясь в Крытый рынок, в цирк, в музей Радищева, на прогулку в парк Липки, за покупками в разные бутики, так и говорят: мы поехали «в город». Потому что в нашем устоявшемся сознании это как раз все остальное, то есть другие три четверти Саратова (или уже больше?..) – окраина.

Удивительное дело: про князя-воеводу Григория Засекина и боярина Федора Турова мы все что-нибудь да слышали, хотя следы их левобережной затеи теперь могут отыскать только археологи. Опытный воевода Засекин раньше левобережного Саратова еще и Самару с Царицыным на ноги ставил. Боярин Туров был при нем вторым воеводой, то есть стрелецким головой. А вот про стрелецкого полковника Александра Шеля, с деятельности которого, собственно, и началась история нынешнего Саратова, мы почти ничего не знаем. Знаем лишь, что весной 1674 года, во исполнение указа царя Алексея Михайловича «Саратов на горах строить новый», городок был перенесен с левого берега на правый. Знаем, что был Александр Шель не только настоящим полковником, но и опытным «горододельцем». Это он выбрал территорию около большого оврага и залива Волги. Город Шеля имел трапециевидную форму. Крепостные сооружения строились из земли и из дерева, по периметру крепости шли ров и вал, на котором располагались деревянные стены с башнями. Нынешняя улица Валовая, скорее всего, была первой границей крепости.

Важным обстоятельством, оттеняющим «социально-психологический» портрет первых поселенцев, был тот факт, что вместе с первыми землянками на берегу Волги вырос и первый, тогда еще деревянный (позже сгоревший) прообраз будущего архитектурного памятника – Троицкого собора. Ведь саратовцами тогда еще были стрельцы, фактически – коренные москвичи-переселенцы. Хроники свидетельствуют: «Тяготея душой и мыслями к Родине своей Москве и ее святыне – Троице-Сергиевой лавре, но живя вдали от них «ради службы Государевой», и в то же время не желая быть отчужденными от Родины, стрельцы дали новопостроенному на чужбине храму наименование «Троицкий собор».

Главной святыней храма станет чудотворный образ Спаса Нерукотворного. Эта икона является хорошо выполненным списком с Нерукотворного Образа Спасителя в Троице-Сергиевой Лавре кисти самого Андрея Рублева. Уже в XX веке, в годы большевистских гонений, какое-то время образ будет храниться в краеведческом музее. Лишь в 1947 году икону вернут (вместе с самим храмом) верующим.

Отсюда и потянулись первые улицы Саратова, едва ли не главной из которых стала Московская. Наряду с Часовенной (Челюскинцев), Царицынской (Чернышевского) и Покровской (Лермонтова) Московская сегодня является старейшей улицей города. Начиналась она от северной части вала, от Московских ворот и выезда на Московскую дорогу.

Не многие знают, что в начале XX века Московская была самой длинной прямой улицей в Европе! Длина прямого отрезка от Вознесенской до вокзала составляла 3650 метров. Для сравнения: петербургский Невский проспект до площади Восстания – 2850 метров, Большой проспект Васильевского острова – 3360 метров. Сегодня Московская улица от реки до вокзала (увы, нет смысла уже говорить «от речного вокзала до железнодорожного…») – растянулась почти на пять километров, но статуса самой «длинной прямой» удержать не смогла.

Немецкая улица появилась значительно позже. На плане застройки Саратова 1803 года на месте будущего проспекта показаны еще пустующие земли. Да и на плане 1812 года появилась лишь небольшая деревянная католическая церковь, других построек еще не было. Но ведь был план! И пустырь постепенно стал застраиваться. Сегодня проспект стал яркой доминантой городского рельефа. Все, что ниже, ведет нас к Волге. Раньше Волгу вообще было видно отовсюду. До сих пор мы удивляем своих гостей тем, что по каждой из центральных улиц у нас можно спуститься к реке, куда бы они ни вели – вдоль или поперек.

На Немецкой улице в основном селились наиболее удачливые колонисты, приглашенные в Россию еще Екатериной Великой. Это место облюбовали и пленные французы, счастливо избежавшие участи своих собратьев на Березине холодной осенью 1812-го. Русские тоже решили не отставать, но слегка припоздали – в документах 1825 года улица уже была названа Немецкой. Немецкой она называлась до 1917-го. Правда, в 1883 году городская дума попыталась переименовать ее в улицу героя русско-турецкой войны генерала Михаила Скобелева. Даже таблички уже кое-где развесили, но министр внутренних дел по каким-то особым соображениям это ходатайство отклонил. Возможно потому, что в конце своей жизни Скобелев был для правительственных чиновников персоной сомнительной – уж слишком настойчиво он предупреждал о необходимости готовиться к войне с Германией. Таких дальнозорких у нас никогда не любили.

Для многих поколений саратовцев с берегом Волги были связаны представления о воротах в город. Здесь исправляли свои обязанности начальники, здесь процветал рыбный промысел и торговля, сюда приходили молиться и обмениваться новостями. До появления железной дороги на протяжении веков Волга была главной связующей линией с остальной страной. Здесь сколачивались на сезон бурлацкие артели, сюда приплывали с Верхней Волги беляны – своеобразные плавучие универмаги. Саратовцы посещали их с расчетом приобрести дешевые товары.

Набережной еще не было, и вид Саратова с Волги сильно отличался от современного. Это была явно непарадная его часть, где шаталось много пьяных ремесленников и просто разного криминального сброда. Порядочным барышням сюда ходить не рекомендовалось. Об этом даже дочь нашего знаменитого губернатора Петра Столыпина прямо пишет в своих воспоминаниях, а ведь она видела Саратов уже в начале XX века, когда прибрежная территория получила четкую социальную стратификацию: здесь появились и комфортные пассажирские дебаркадеры, и яхт-клуб, и престижные рестораны.

А вот наш замечательный земляк и почти современник, художник и мемуарист Владимир Милашевский писал, что Саратов был не совсем обычной провинцией: «Он отличался от других «пенз», у него была своя блесткость». Для Пензы получается обидно, для нас – наоборот.

Проведя в Саратове детство и юность, Милашевский долго жил образами города. На картинке-иллюстрации к сказке Пушкина «О попе и работнике его Балде» мы видим цветущий луг, на нем деревянный уютный домик, сад с сиренью, горы и… удивительно напоминающий что-то собор над синью «моря». На одном из экземпляров Милашевский написал другому известному саратовцу: «Дорогому Константину Александровичу Федину. Чуть пониже попова дома проходит Большая Горная»…

Какими становились люди, выросшие у Волги, с раннего детства видевшие пароходы и закаты-восходы над великой рекой, дышавшие запахом степной полыни? Можно предположить, что именно эти тактильные ощущения холмов, большой реки и степи, наложенные на события исторической судьбы города, на терпкую смесь разных национальных культур и традиций, формировали дух этого места и характер населяющих его людей. Какой? Ответить на этот вопрос теперь мы можем только вместе, на примере конкретных судеб тех, кто был и остается саратовцем.

От редакции

Предлагаем всем читателям, интересующимся историей Саратова, присылать свои предложения: в чьей судьбе или воспоминаниях, на ваш взгляд, наиболее точно и выразительно запечатлен «дух» этого места? Степень исторической значимости персонажа значения не имеет.